Дихотомия «Свой/Чужой» и ее репрезентация в политической культуре Американской революции - Мария Александровна Филимонова
В том же году, 11 ноября, произошла резня в Вишневой долине, на востоке штата Нью-Йорк. В отличие от событий в долине Вайоминга, здесь жертвами стали также мирные жители. Дневник капитана Бенджамина Уоррена передавал жуткие подробности: «Никогда глаза мои не созерцали столь шокирующего зрелища дикого и звериного варварства. Видеть мужа, рыдающего над телом жены, и четырех детишек рядом с нею, искалеченных, оскальпированных»[725]. Американцы возлагали ответственность за происшедшее на вождя могауков Джозефа Бранта, которого после этого именовали не иначе, как «Чудище Брант» (the Monster Brant).
Апофеозом всех подобных историй стала трагедия Джейн Маккри. Девушка-лоялистка, жившая близ Саратоги, была убита и скальпирована воинами-гуронами, служившими генералу Бургойну, когда ехала к своему жениху в форт Тайкондерога. История мгновенно обросла мифологическими подробностями и стала неотъемлемой частью американской пропаганды. Красота и добродетели убитой девушки всячески превозносились, теряя связь с реальной личностью[726]. Особенно подчеркивалась прелесть ее длинных пышных волос. Говорили, что ее жених, потрясенный происшедшим, так и не женился. Г. Гейтс в письме к Бургойну изложил фабулу мифа: «Мисс Маккри, юная леди, приятная на вид, добродетельная по характеру и приветливая, помолвленная с офицером вашей армии, была увлечена в леса и там оскальпирована и искалечена самым жестоким образом»[727]. Вскоре появилась анонимная баллада о Джейн Маккри, превратившаяся в популярную народную песню. В балладе широко использовались узнаваемые клише сентименталистской литературы: очаровательная девушка, с последним вздохом благословлявшая возлюбленного, противопоставлялась устрашающему образу «яростного дикаря»; скальп золотистых волос, принесенный жениху Джейн, добавлял драматизма повествованию.
В повествованиях о нападениях индейцев использовались повторяющиеся клише, связанные с военными обычаями североамериканских племен.
Берта Дженкинс, выжившая в вайомингской резне, ярче всего вспоминала боевой клич ирокезов: «Это был скорбный звук, и он сулил зло нашему народу»[728]. Сходные воспоминания сохранил другой выживший, Ишмаэль Беннет, рассказывавший об индейских воинах, преследовавших беглецов с копьями в руках и издававших воинственные крики[729]. Тот же боевой клич – «отвратительный вопль смерти» – упоминается в анонимной «Балладе о Джейн Маккри»[730].
Постоянно говорилось также об обычае скальпирования. Ишмаэль Беннет описывал скво со связками скальпов в руках и на поясах[731]. Мерси Уоррен передавала историю о том, как индейцы требовали сдачи Форта Кингстон, потрясая свежими скальпами американских солдат[732]. Словом, дикари, скальпирующие без разбору женщин, стариков и детей, превращались в стереотипный образ, кочующий из одного текста в другой[733].
Столь же часто встречаются сообщения об обычае пытать пленников. Берта Дженкинс впоследствии рассказывала: «Мертвецы лежали вокруг, и их полусожженные руки и ноги показывали, какие жестокие пытки претерпели наши люди»[734]. Одно из обращений Конгресса также апеллировало к этому устрашающему индейскому обычаю, вспоминая «самые мучительные пытки» и «сцены ужасов, от которых содрогается природа»[735].
В ходу были совсем уже дикие фантазии. Так, Мерси Уоррен уверяла, что перед боем индейцы осушают по кубку с кровью[736].
Естественно, колонисты во всех случаях воспринимались как невинные жертвы кровожадных дикарей. Однако следует признать, что цивилизованные американцы отвечали не меньшей жестокостью. Так, в 1782 г. в Гнадехюттене (Огайо) пенсильванская милиция перебила около сотни крещеных делаваров, ограбила и сожгла их жилища. Пенсильванцы снимали скальпы без разбору с воинов, женщин и детей.
И разумеется, у индейцев была собственная точка зрения на происходящее, и вожди ирокезов XVIII в. вполне могли бы сказать, как позже Текумсе: «Бледнолицым мало захватить наши земли, они хотят убить наших воинов, они станут убивать даже наших стариков, женщин и детей»[737].
Но в текстах, созданных белыми американцами, жестокость боевых действий против индейцев обычно преуменьшалась[738]. Вот как описывал одну из экспедиций Континентальной армии делегат Конгресса Г. Марчант: «Генерал Салливэн продвигается в глубь Индейской страны и уже разрушил два индейских поселения. Беглецов не удалось поймать… Но разрушение их поселений, захват некоторого количества стариков, женщин и детей могут вселить ужас в их умы и обезопасить нас от будущих бесчинств»[739]. Речь идет об экспедиции генерала Салливэна на реку Чемунг (запад штата Нью-Йорк), задуманной как возмездие за резню в Вайоминге и направленной против ирокезов. Упоминаемые в отрывке «беглецы» – ирокезские вожди Джозеф Брант, Сеятель маиса и Сайенкерахта, а также их английский союзник подполковник Дж. Батлер. Они пытались организовать сопротивление частям Континентальной армии, но безуспешно. На самом деле американцы сожгли не два поселения, а не менее сорока. Были уничтожены зимние запасы зерна и скот, так что выжившие ирокезы массами гибли от голода и холода (в историю племенного союза описанные события вошли как «зима глубокого снега»). Впрочем, в следующем же году уцелевшие ирокезские воины вновь обрушились на поселения фронтира, надеясь отомстить. Делегат Конгресса Дж. Джонс меланхолически отмечал, что Салливэн «скорее провоцировал, чем сокрушал»[740].
Иногда жестокости пытались подыскать рациональное объяснение. Так, Б. Раш связывал воинственность индейцев с испытываемым ими (или даже искусственно поддерживаемым) голодом. Тем же фактором он объяснял молчаливость и сдержанность аборигенов[741].
Порой соответствующие истории приобретали поистине мифологическую окраску. Здесь наиболее показательна уже упоминавшаяся «Баллада о Джейн Маккри», которая отнюдь не случайно укоренилась в массовом сознании. Стоит отметить, что в балладе роскошные волосы Джейн золотистого цвета, а это отвечает не только стереотипам красоты того времени, но и законам мифа. Как подметил В.Я. Пропп, волосы сказочных принцесс – всегда золотые, что отражает их связь с Солнцем и небом[742]. Похоже, аналогичный мотив связи с верхним миром эксплуатировался в балладе – сознательно или нет – при упоминании «солнечных глаз» героини. Апелляция к древним фольклорным образам облегчала формирование и распространение современного мифа. Индейцы же в очередной раз представали посланцами мира тьмы и смерти.
В итоге, индейцы стали своеобразным эталоном безжалостности, с которым сравнивали всех прочих врагов. Так, Брекенридж призывал к расстрелу лоялистов, ибо «эти люди – большие дикари, чем индейцы, злее самых хищных зверей, что бродят в горах»[743]. Обвинения в беспощадности могли переадресоваться и патриотам, даже если звучали не слишком убедительно. Так, «London Chronicle» писала о «смоле, перьях и других индейских жестокостях» по отношению к лоялистам[744]. Стереотипы, связанные с индейцами, могли также переноситься на совершенно другие этнические или социальные группы – например, на французских якобинцев. Так, федералистские памфлеты в США охотно приписывали якобинцам ту же страсть к «стаканам крови», которую Мерси Уоррен считала свойственной индейцам.
* * *
В целом, можно сделать вывод, что в культуре
